Окраина заповедного леса. Первая глава

Это дневниковая проза, условно – о жизни в довольно экзотической стране, но, на самом деле, не совсем о ней или совсем не о ней.

Глава первая

Не помню, каким был перелет. Ожидания завышены, я летела в некие неосязаемые угодья, на родину, о которой ничего не знала. Что мы так надеемся найти – я ждала обрести здесь, золотое мое отечество, второй и последний дом, приют осиротевшей (а я именно осиротела Россией, такой ребенок-отказник среди осинок и рябин). И мне не суждено было найти, что я искала, впрочем, много больше было найдено, да надо мне было то, что меньше и проще. Я хотела увидеть хотя бы призрак своей мечты.

И вот я иду к бензоколонке по теоретической окраине города А. Это богатеющее село, где бананы окупаются сторицей и умирают, уступая квадратные метры приземистым коробкам на первой линии моря, спешите, сатылык и киралык. Конечно, я ищу еды, воды, цивилизации, а первая родина научила меня, что вся цивилизация вырастает вокруг нефти. И действительно, много лет назад сияющие юкосовские бензоколонки работали центрами жизни и гламура в диковатых брянских лесах. Да и пару лет спустя – заморские сладости в кофейнях при бензоколонках раздавшегося Каира. Но это потом, после освоения белого моря.

Белое море не освоено и на деле оно не белое, а синее, даже не синее, а идеологически верного цвета туркуаз. Асфальт пламенеет. Вода и шоколад куплены, котлетки съедены, так и началось путешествие по новой земле.

Я не чувствовала себя ни отчаянным переселенцем, ни изгнанником. Странно, но я не чувствую себя ими и сейчас, хотя родина все туманнее, все отдаленней. Фотографировала волны, радовалась горам и гальке, пыталась говорить на языке сомнительных гармоний и сомнительных сочетаний согласных. О, как далеко то время, когда мне, в одной из аудиторий второго гума, на первом курсе, отличнице, потерявшейся в фонематическом разборе, – той самой мне казалось, что произнести «чы» невозможно. Да почему нет, что угодно. И «чыкыш», и «ачык». Дыр бул щыл убеш щур.

С тех пор я была в Москве единожды. Смуглым, понурым ноябрем, в домах так близко к многоэтажке, где я провела все свое детство. Чуть ли не каждый день я ходила смотреть на свой ясно-синий дом, где на двенадцатом этаже живу уже не я. Конечно, тогда не было этого кислотно-зеленого бордюра, каштаны казались веселее и выше и каждую осень парк был усыпан красными кленовыми листьями. Никуда не вернуться, но это же так банально. И оттого я пыталась вернуться, накануне отъезда, соглядатайствовала, ходила даже к своей школе. Школа ощерилась металлическим забором, отделявшим ее от меня и от оврага. От оврага, полагаю, отделиться не удалось, потому что сама школа была оврагом, пригласившим нас рано да так и не отпустившим до конца. Я не решилась войти, там теперь охрана, боюсь, выпускницам в химарах вход был бы заказан.

Помню, как качалась на железных качелях, задевая юбкой осенний влажный песок. Как рано темнело, как город отбивался фонарями, как вокруг этих фонарей не образовывалось одуванчиковой бурой шапки.

Малика Умм Яхья

12299