Окраина заповедного леса. Шестая глава

“Does it depress you, Commissioner, to know how alone you really are?”

Сегодня я видела удивительную осу. Она пролетела между занавесками на балконе, нацелилась в слегка приоткрытое окно, в захватывающем дух пируэте спланировала по комнате и потом, ни разу не врезавшись в стекло, вернулась на сияющую южным солнцем улицу: щелочка окна и яркий треугольник между полотняными шторами. Это была разумная акция – не то шпионаж, не то акт террора от полосатого Троцкого. Я знаю мало людей, способных на столь смелую и продуманную последовательность действий. Не вполне отдаю себе отчет, что пугает меня больше, – интеллект ос или человеческая глупость.

На восходе я созерцаю розовеющее солнце, утирая слезы умиления от прибрежных красот. Ой, ладно. На восходе я выношу мусор. F5 для моего холодильника. Всему конечному нужна кнопка F5: просыпающейся сове, верхней полке шкафа и нервной системе.

Комиссар, знаете ли вы, насколько вы одиноки? Это одиночество волка, наблюдающего, как его огромная стая бьется на части, рвет друг друга в клочья и летит под выстрелы. У каждой новой стайки отличительные знаки, закрытые паблики и свои ролики на ютьюбе. Хорошо было б поболтать с осой, может, она поделится мудростью – как влететь, куда надо, и свалить, не получив родовой или иной травмы. Волки-индивидуалисты сбиваются в свои маленькие стайки, оставаясь одинокими и в них. В чаршафе я практически Бэтмен. Знаю ли я, что мы давно одни? О да.

Мой оптимизм держится на метафизике и кулинарных книгах. Первое опустим, второе – источник чистого восторга. Мне даже не обязательно ничего готовить. Я радуюсь возможности читать про ботвинью, пхали, курник и салат нисуаз. Во Вьетнаме продаются сушеные креветки, в Ницце – засахаренные фиалки. Я готовлю лук с сахаром, а рис – с корицей. Особая радость – размышление о том, как испечь на гриле сладкую пиццу с бананами.

Гриль. Кстати. Это ж такая жуткого размера штука типа плавильной печи. Агрегат с инструкцией, как у космолета или звездогляда. У него своя жизнь, не безынтересней, чем у осы. Он вот на восходе мусор не выносит, он думает о том, что на нем лежит плотная завеса, и первостепенная задача – от нее избавиться, и тогда разгорится пламя мировой революции. Тьфу. Или огонь для зеленоватых кабачков, но не все ли равно.

Но грилю почти все простительно, у него сломанная психика. В отрочестве он пережил событие, заставившее его усомниться в упорядоченности людских поступков.

А дело было так. Мы купили его в одном из недешевых турецких магазинов с непременной доставкой на дом. Гриль покорно снес унизительную процедуру выбора между ним и другим грилем, постройнее, но попроще, и с честью вышел победителем. Доставка в тот же вечер, допустим, в шесть. В шесть я жду, как обычно, мира во всем мире и еще доставку. В шесть никого нет, но это ж турки, дети арабской букры и букренка, я жду долго. В пол-седьмого доставки нет, в семь и восемь тоже. Звоню в магазин. И вот он – ужас шокирующей правды; Luke, I’m your father. Мне спокойно сообщают, что не стоит беспокоиться, гриль уже доставлен, собран и стоит в моей гостиной. Я на всякий случай недоверчиво спускаюсь в гостиную – на мне платок и воображаемые мурашки. В гостиной выключен свет, сквозь ставни светится закатное небо, гриля нет. Ну не другое же измерение, думается мне. В телефоне ждут, пока я проверю, как там хорошо стоит гриль. Я докладываю, что ничего нет и быть не может, продавец звонит грузчикам, и я слышу в отдалении, как они рассказывают, в каком именно углу гостиной они все замечательно установили. Продавец советует поискать гриль еще. Я смотрю на пустой первый этаж и проникаюсь странной тревогой.

Чаршаф наброшен с армейской скоростью, и я надеюсь, что дядечка на калитке откроет мне манящую тайну. Он не объясняется ни на каком языке, кроме турецкого, а я и на русском с трудом вербализую свои ощущения, но готова овладеть за считанные секунды хоть китайским ради кристальной ясности, я же логик, привет соционике. Дядечка говорит, что мой гриль приехал. Просит посмотреть в гостиной.

Ближе к полуночи турки шумно перетаскивают гриль из соседнего дома на мою террасу. Я чуть не укутала черный агрегат в клетчатый плед от сочувствия к перенесенной травме. Возможно, ему все еще нужен психотерапевт. Я знаю, он с тех пор понимает, что такое одиночество. Но оптимизм – это наш свободный выбор. И мы с ним вместе мечтаем об экспериментальной сладкой пицце с неровными краями и хрустящей корочкой. Волки бьются насмерть, мы стоим одни на берегу самого белого моря и смотрим на кровавый восход.

Малика Умм Яхья

11735